Я не пошёл в сербский генштаб, а направился сначала на Бранкову улицу, надеясь застать Аписа в старом ресторане «Милица», где он привык ужинать с влюблёнными в него женщинами. Но там его не оказалось, а буфетчик сказал:
— Он теперь в «Казбеке» на Скадарской, где не пахнет свининой, зато шашлыки из баранины…
Скадарская улица с обветшалыми лавками напоминала трущобы времён турецкого владычества. Над крышами, перекошенными от ветхости, торчала башня минарета, а вдалеке высился кирпичный брандмауэр кинематографа «Балкан». В отдельной клетушке «Казбека» крепко почивал на тахте Апис в расстёгнутом мундире. Я бесцеремонно разбудил его, высказав примерно те же соображения, что и Артамонову. Апис равнодушно выслушал меня и, ковыряя пальцем в ухе, сказал, что «утечка информации» уже произошла.
— Но при этом на венском Балльплатценс даже кошка не шевельнулась… Наверное, — сказал Апис, — у кого‑то из окружения Николы Пашича не выдержали нервы. Конечно, если бы Франц Фердинанд нанёс в Белград визит вежливости, я бы сам кормил его шашлыками. Но ведь он, гадина, собирает войска на наших границах, чтобы грозить нам из Боснии. «Млада Босна» не позволит ему устраивать манёвры под боком у нас. Генеральный штаб Петербурга извещён мною обо всём…
— Но Артамонов… — заикнулся я.
— Артамонов не знает того, что известно мне. А на твоём месте, друже, я бы срочно выехал тоже в Сараево.
Я понял, как далеко он метит, и сказал, что ответственность Сербии за покушение не стоит перекладывать на Россию.
— Войны не будет, — хмуро произнёс Алис.
По его словам, Вена сама заинтересована в устранении эрцгерцога, в доказательство тому он заявил, что на Балльплатцене никак не реагировали на предупреждение, словно давая понять всем нам — убирайте наследника, нам его не жалко.
— В конце концов, — заговорил Апис леденящим тоном, — покушение на Франца Фердинанда всегда можно приписать самой Австрии, желающей найти предлог для нападения на Сербию. Не мы, а именно австрийцы нарочно прикончили своего эрцгерцога, чтобы потом расквитаться с нами…
Не скрою: изворотливость ума Аписа меня просто восхитила. В какой‑то момент я даже подумал, что он прав. Ведь в запасе у Франца Иосифа был ещё целый клан из 80 герцогов, каждый из которых мечтает заполучить престол Габсбургов, и после выстрела Гаврилы Принципа последуют восхищённые рукоплескания венских аристократов.
— Конечно, — вяло согласился со мною Апис, зевая, — конфликт с Австрией возможен. Но скорее все завершится сварою дипломатов, которые с того и живут, что грызутся словно собаки. Сербия же выигрывает в любом случае, если горизонт на Балканах очистится от автора идей «триализма», который более всего опасен для славянского мира…
Я убедился, что мои доводы бесполезны, и хотел уйти, но Апис задержал меня, уговорив выпить с ним. Почти ревниво он пронаблюдал, как огненная ракия перемещается из фужера в моё нутро, и держал шашлык наготове.
— Теперь закуси! Мы одни не останемся, — вдруг захохотал он, словно Мефистофель. — Франция вложила в наши банки столько добра, она дала нам столько пушек от фирмы «Крезо», что Париж теперь не позволит России остаться в стороне, когда нас станут калечить. Хотят в Петербурге или не хотят, готова ваша армия или нет, — это уже безразлично, если один выстрел в Сараево соберёт всех нас в едином окопе…
Провожая меня, он добавил с усмешкой:
— Кстати, друже, ты на Призренскую улицу больше не ходи. Этот твой аптекарь вчера помешался… Пришлось отвезти беднягу в дом для умалишённых. Но там мест свободных не оказалось, и потому я велел поместить его в тюрьму Главняча… Вот ведь как бывает! Береги себя, друже…
В самом деле — разве Апис не страшный человек?
4. Свидание в Конопиште
Странно! Я заново перелистал мемуары германского кайзера Вильгельма II и его гросс‑адмирала Тирпица, но оба они, болтая о чём угодно, даже не заикнулись о том, что 12 июня 1914 года приезжали в Конопишт для свидания с эрцгерцогом.
Конопишт — замок в сорока милях от Праги, построенный ещё в XIV веке. О том, как там было при Франце Фердинанде, мог бы лучше всех рассказать чех Позель, управляющий замком, который дожил до 1945 года, встречая здесь наших солдат. Позель провёл их в громадный зал, и тут солдаты ахнули: весь зал от пола до потолка был плотно забит книгами, похищенными гитлеровцами из советских библиотек. Потом долго шли на восток эшелоны, увозя эти сокровища обратно на родину…
Позель, прожив долгую жизнь, повидал на своём веку многих знатных гостей замка и мог бы сказать русским солдатам:
— Здесь раньше процветал иной мир, а теперь Гитлер всё разворовал для своего «музея фюрера» в городе Линце…
Конопишт был музеем, и Франц Фердинанд недаром писал о себе, что он страдает музеоманией. Эрцгерцог собрал драгоценную коллекцию старинного оружия, даже арабского и турецкого, любил похвастать ружьём Лоренцо Медичи, прозванного «Великолепным». Набожный католик, он молился перед староготическим алтарём, который сам по себе являлся уникальным памятником искусства. Все комнаты замка были обвешаны полотнами знаменитых мастеров и гобеленами, обставлены фарфором и старинною мебелью. Конопишт благоухал цветами, в которых эрцгерцог понимал толк, и в этот благоуханный «рай», где не хватало только порхающих над клумбами ангелов, однажды заявился сам грозный Цольре — германский император со своим гросс‑адмиралом. Свидание в Конопиште до сих пор задёрнуто траурным флёром, но до нас дошла чёткая программа кайзера:
— Пора всем сербам выбить их последние зубы!
(«Советская Историческая Энциклопедия» по этому поводу сообщает, что в Конопиште «обсуждался план нападения Австро‑Венгрии на Сербию, который был одобрен Вильгельмом II; при этом герм, император обещал Австро‑Венгрии помощь в поддержку Германии», — таким образом, полковник Апис был прав в своих подозрениях…) Известен и вопрос эрцгерцога: гарантирует ли Германия свою военную помощь, если на защиту Сербии подымется вся Россия?
— Если мы за вас не вступимся, — отвечал Вильгельм II, — тогда сербы станут выбивать ваши последние зубы… С сербами надо покончить именно теперь. Цольре зовёт на бой!..
Памятуя о детях эрцгерцога от графини Хотек, которым не хватало престолов, кайзер обещал их отцу, что, разгромив Россию и Сербию, он создаст два королевства для детишек: одно — польское, а другое — южнославянское, куда войдут и греческие Солоники… Управляющий замком Позель мог поручиться, что в Конопиште не было никаких шпионов, способных подслушать эти беседы. Но русская разведка сработала идеально. Генштаб почти мгновенно известил Артамонова о беседах в Конопиште. Артамонов сразу же оповестил о них Аписа.
— Теперь, — ответил тот, — не осталось сомнений в том, что Франц Фердинанд затем и устраивает манёвры под нашим боком, чтобы с ходу развернуть войска на Сербию… Один хороший обстрел с фортов Землина — и от Белграда останутся руины!
Конопишт имел завершение. Пока там совещались, в Констанце проходила встреча Сазонова с Братиану, министром Румынского королевства. И вот тут‑то последовал сногсшибательный вопрос Сазонова к Братиану:
— Что произойдёт, если Франц Фердинанд будет убит?..
Неужели пророчество, взятое с потолка? Или предупреждение, основанное на раскрытии конопиштской тайны? Можно думать, Сазонов что‑то уже знал. Но знали ли в Париже и в Лондоне? Возможно. Ибо космополитические связи масонства тянулись, как телеграфные провода — от самого Белграда до… до… до… Не знаю — докуда они тянулись, но международный конгресс масонов в 1926 году собрался именно в Белграде.
Проводя общие итоги своей подпольной работы, масоны сочли нужным не скрывать главное: «ИЗ БЕЛГРАДА НАЧАЛАСЬ МИРОВАЯ ВОЙНА, КОТОРАЯ ОСУЩЕСТВИЛА МНОГИЕ ЧАЯНИЯ МАСОНСТВА».
Вот тут поневоле разведёшь руками…
15 июня — сразу после Конопишта, после Констанцы, где Сазонов договорился о союзе России с Румынией, — Драгутин Дмитриевич начал пороть горячку. Он срочно созвал исполнительный комитет «Чёрной руки», прямо поставив вопрос:
— Убивать эрцгерцога или не убивать?
Возникли жаркие прения, и все члены комитета выступили против покушения. Аписа поддержал только майор Танкосич, и тогда Апис решительно пресёк все возражения:
— Хватит! Машина уже запущена мною, и остановить её никому не дано. Мои люди готовы. Они ждут лишь появления Фердинанда в Сараево… предупредить их уже не осталось времени!
Июнь близился к концу, и я, связанный конкретным указанием Генштаба, просил Артамонова, чтобы он известил меня, когда эрцгерцог двинется в путь:
— Графиня Хотек уже выехала в Боснию.
— Значит, и вы решили быть в Сараево?
— Да.
В таком случае примите от меня подарок…
Виктор Алексеевич вручил мне четыре стальные пластины. Две я вложил во внутренние карманы пиджака, а две другие укрепил на его подкладке, оберегая себя на уровне лопаток. Гартвиг сообщил мне адрес Гриши Ефтановича:
— Это наш человек в Сарае
